проглядывает седой завиток пенистый. Норову царь Морской неукротимого. Ему опасно перечить. Топнет он ногой — и буря разыграется, взмахнет рукой — и волна горой взметнется.

Живет Морской царь в подводном дворце с хрустальными стенами, двор его усыпан золотым песком, запрягает он рыб златоперых и объезжает свои владения, бороздя дно морское. Жена его, царица Водяни́ца, повелительница русалок. А дочерей у них видимо-невидимо. И все разливаются по миру светлыми речками. Никогда не оставляют они отца с матерью, властителей морских, всякий час стремятся к океан-морю. А та, что забудет родителей, отвернется от них, скоро иссохнет, и останется от нее только пустое русло, заросшее болотной травой.

Часто спорят между собой дочери Морского царя, кто из них ближе ему, кого он привечает, встречает широкими объятиями.

Заспорили как-то и Волга с Вазузой. Спорили-спорили до поздней ночи и решили: «Давай ляжем спать, а утром посмотрим, кто скорее притечет к батюшке океан-морю». Так и сделали.

Только хитрая Вазуза-река ночью встала и убежала от Волги, выбрала себе дорогу прямее и короче и потекла между берегами. Проснулась Волга, плеснула гневно волной и покатила вдогонку. Широко течет, ни тихо, ни скоро, а как следует. Догнала на полпути Вазузу. Та испугалась, назвалась меньшой сестрой и просила Волгу принять ее в свои берега да принести в своих объятиях в океан-море. Так Вазуза и стала правым притоком Волги.

Наделил Морской царь своих дочерей и волшебным умением превращаться в птиц-лебедей. Белые струи речные становятся перьями лебедиными, и летят птицы в зеленые луга, а к утру возвращаются и снова оборачиваются речками со спокойной текучей водой. Потому считается, коли кто убьет лебедя, сразу где-то умрет, пересохнет река. А кому посчастливится найти перо речки-лебедушки, тот и Морскому царю будет угоден.

Батюшка домовой и его семейство

— Батюшка домовой и матушка домовая, батюшка дворовой и матушка дворовая со всем семейством, пойдемте к нам в новый дом на богатый двор, на житье, на бытье, на богачество! — почтительно возглашал хозяин нового дома, стоя в воротах и кланяясь на три стороны.

В руках у хозяина широкая хлебная лопата, на ней зола и угольки из печи, что была в старой избе. На этой лопате и переносят домового. Без него дом не дом, хозяйство не хозяйство, потому что это домашний божок, хранитель очага.

Отсюда и могущество его, и почет ему от всех домашних. Неспроста домовому давали ласковые прозвища — Доброжил, Доброхот, Кормилец, Соседушка и даже Хозяин.

Норов у домового крутой, не смотри, что крохотуля, на вершок от пола. Сам без дела не сидит, досматривает хозяйство, по дому хлопочет, но и другим спуску не дает. Ленивого понукает, домовитому помогает. Под его началом целое воинство помощников. Клетник, сарайник, гуменник, овинник, хлевный, а еще братцы — спорынья и спех, которые пособляли спорому, то есть скорому, да удачному успеху хозяина дома. Под доглядом помощников домового были и запасы зерна в клети-амбаре, и скот в хлеву, и дровишки в сарае, и за кашей да пирогами в кухне наблюдали.

Дом свой домовой любит. Хозяев в обиду не даст. Пособляет ему в том и дворовой. Тот посуровее, ему оберегать двор, скот и птицу домашнюю от лисы вороватой да от волка зубастого. Дворовой — хозяин всех домашних животных. Он и сам при случае мог обернуться то кошкой, то собакой, то коровой, а иногда выскакивал крысой или выпрыгивал из дождевой бочки лягушкой.

Вот оно какое — семейство батюшки домового.

Хозяин поля — полевик

Житное поле, колосящаяся нива издревле были кормилицами человека. Потому и житного деда, по-иному полевика, всегда уважали и ублажали. Этот маленький, корявый старичок, умеющий говорить по-человечьи, постоянно обретался в поле. Тут и там можно было заметить его колосистые волосы и щетинистые усы, посверкивающие лукавые васильковые глазки, услышать шорох лапотков да длинной, до пят, метущейся по земле бороды.

Полевик исправно сторожил всходы, растил хлебные злаки и творил богатый урожай. Он прилежно готовил для себя запасы на зиму, словно пчелка, что запасает мед в сотах. Но приходила пора жатвы, появлялись жницы. Поначалу полевику было весело. Первый сноп вязали с песнями, называли именинником, переносили в дом и хранили до следующей весны. Дед полевик радовался хорошему урожаю вместе со всеми. Но вот начиналась в поле жаркая работа. Полосами оголялось поле, рядками стояли снопы. Бедняга полевик метался от одной несжатой полосы к другой, спасаясь от острого полумесяца серпа. И вот оставался последний клочок неубранного поля, колосьев ровно на один сноп. Туда и затискивался крошечный дедка. Последний этот сноп звался обжиночным. И в благодарность за службу люди полевика не вытрясали, а наряжали сноп в сарафан и кокошник, и самая красивая девушка в венке из оставшихся в поле колосков, перевитых васильками, несла сноп домой. А жнецы и жницы шли следом и возглашали хвалу: «Мы хлебу песнь поем, хлебу честь воздаем!»

Радовался житный дед, что не придется ему голодать. Да и сынок его — межевичок — не останется без пропитания. Ведь он тоже все лето трудился, межи охранял, поправлял вешки и следил, чтобы никто от работы не отлынивал, не спал на меже, а усталого пощекочет травинкой и разбудит.

С полевиком лучше не ссориться. Он хоть и маленький, да удаленький. Зимой заберется в амбар и все зерно слопает. А на севере, поговаривали, полевик был вовсе не крошечный. Наоборот, длинный дядька с рожками и хвостом с кисточкой на конце. Тело его покрыто шерстью огненного цвета, а носится долгоногий дядька полевик так быстро, что кажется, будто искра промелькнула. В жаркие дни, когда солнце голову припечет, огненный полевик всюду мерещится. Просверкнет в глазах оранжевой искрой, хвостом пометет, пыль поднимет, и был таков.

Баба-яга — костяная нога

Баба-яга явилась к нам из сказки, а в сказку она попала из мифов и преданий. Этой вещей старушонке и впрямь много тысяч лет. Но самое удивительное, что прежде Баба-яга была стариком и звалась Бабаем. А знаменитая избушка на курьих ножках стояла не на краю леса, а, страшно сказать, на краю света! Она охраняла вход в царство мертвых, «иное» царство. А вокруг нее был лес костей и черепов.

В давние-предавние, просто незапамятные времена мальчики должны были пройти испытания,